Стены домов, раскрашенные кровью римлян, мертвая тишина на окраинах по утру и дым от сжигаемых тел. Такого Синуэсса еще не видывала. Не видывал и Агрон, уже отошедший от ража первой настолько крупной победы над римским игом.
Они еще находили тела, чаще покончивших с собой в своих постелях римлян, еще было несчетное количество необследованных домов. Агрону было не привыкать ходить по лужам крови и вдыхать смрад разлагающихся тел, о том, что кто-то эту кровь и эти тела постепенно убирает с улиц и домов, он знал только от Назира. Самому и ни к чему бы было, не его дело. Обходы, чистка - да к Плутону это все.
Проходя же по улицам, плечом к плечу с Саксой, проветриваясь после всех празднований, он пытался попробовать ощутить себя одним из властителей этого города. Выходило, правда, плоховато - слишком непривычное чувство. И непостоянное, потому что вряд ли римляне дадут им спокойно перезимовать в стенах города.
У стены одного из домов валялось тело одного из горожан. Вспоротое брюхо и рукоять кинжала, Агрон поморщился и сплюнул.
— Поганые римляне, только и могут, что сами себя лишать жизни в страхе напороться на меч в руках своего раба.
Еще с детства в его голову была заложена одна мысль - если умирать, то в схватке, желательно захватив с собой в подземный мир как можно больше врагов. Эта же "римская гордость" со своими ножами в глотках вызывала одно лишь презрение. Мерзкие крысы, даже умереть как мужчины не могут.
Он почти брезгливо перешагнул тело.
— И таких живых у нас в плену еще...
Не закончил - и так понятно.
Рабов держали и в их с Саксой землях, за Рейном. Разве что, держали наравне с собой, не относясь как к животным на убой. На деле, если бы плененных римлян отправили на полезные повстанцам работы, Агрон бы и слова не сказал, не ощутил бы возмущения. Пусть так, несмотря на то, что хороший римлянин - мертвый римлянин. Но держать их просто так, в плену?.. Он никак не мог понять. Оправдывать самому себе приходилось только тем, что у Спартака в голове наверняка есть какие-то недоступные им планы. Это ведь только для него все должно быть просто.
Впереди, в начале улицы, на мгновение замерла чья-то фигура. Спустя доли секунды фигура сорвалась с места, заворачивая за угол.
— За ним! - тут же скомандовал Агрон, срываясь с места.
Никто из своих или освобожденных не стал бы так сбегать, завидев их.

Римлянин, точно римлянин, знающий все закоулки своего как района, так и города. А сколько еще таких пряталось? Сколько могло нанести свой подлый удар, так скрываясь?
Сорвавшись с места в момент, Агрон чуть притормозил, не стремясь обгонять Саксу. Она наметила его своей жертвой, проблеск азарта в глазах германец успел отметить на интуитивном.
Долго раздумывать - прерогатива военных вождей. А он, хоть и был в среде приближенных к "самому" Спартаку, все же оставался первым делом воином, живущим на реакциях.
Девушку обогнать пришлось, просто чтобы римлянин не успел затеряться в переулках. Агрон нагнал его в два счета, мужчине не хватило проворства, дабы скрыться от бывшего гладиатора. Он перехватил его за ткань тоги, у горла, дергая на себя и тут же прикладывая о ближайшую стену. Следом развернул к себе, впечатывая спиной в ту же стену, что встретила твердый римский лоб.
В глазах римлянина сверкнула ненависть.
— Давай, убей меня, грязное отребье! - выплюнул тот.
Агро мог выломать пару костей и за меньшее оскорбление. Он широко ухмыльнулся и, глянув на подтянувшуюся Саксу, спросил:
— Ну что, прикончим выблядка или отправим к ему подобным?
Попрятались в стенах их города, словно крысы и смеют еще показывать зубы? Будто в крови этого римлянина играла не римская кровь.
При необходимости Агрону и не нужен был бы меч, чтобы расправиться с этим горожанином. И его мало волновало то, что погибнет тот несколько позже своих пытавшихся ранее огрызаться и сражаться с повстанцами соплеменников. Одним трупом больше, одним меньше, тут уже никто и не заметит.

Агрон окинул римлянина более внимательным взглядом. Замызганное сейчас одеяние еще несколько дней назад было дорогим и ярким. Из знатных, должно быть, из тех, что в этих землях звались всадниками, вряд ли выше. Впрочем, Агрон не разбирался. Помнил просто, что если одежды яркие, то на арене этот человек сидел бы не на общей трибуне.
Но руки меча не держали, а мышцы не знали нагрузок.
Теперь римлянин представлял собой жалкое зрелище. Жалким он явно был и раньше, раз в военное время остался в стенах города, а не отправился самолично защищать свою страну.
— Вы забрали жизни моей жены и детей, забирайте теперь и мою! - бросил римлянин. — Но как были грязными тупыми рабами, так рабами и подохнете!
Мужчина плевался ядом, но был бледен, словно известка, что покрывала стену, к которой он был прижат, и колени его заметно тряслись.
— Слишком много болтаешь, римская шлюха, - поморщился германец и коротким ударом съездил мужчине по скуле.
Пришибить эту тварь на месте, что отрубить голову псу - бессмысленное и выходящее за рамки человечности занятие. Они-то как раз не римляне. Но и милосердием к врагу нельзя было отличаться.
Агрон ударил его еще раз, тогда, когда мужчина снова открыл было рот, чтобы что-то проблеять.
— Смерть для тебя - незаслуженная награда, - бросил он.
Мало доблести в убийстве безоружного животного.
— Он мог прятать еще кого-то, - сказал Агрон, отступая на шаг назад от человека. — Допросить его и бросить к остальным, пусть подохнет так, как и полагается трусливой мрази.
Мрази, предпочитающей скрываться, а не облачаться в доспехи и браться за оружие.
— Он твой, - подтвердил Агрон то, что Сакса обозначила еще перед началом незатянувшейся погони.

Мелкие шавки, коими все эти надутые римские знатные и являлись, только и умели, что звонко гавкать из-под забора. Нет бы выставить перед собой руку, защищаясь от удара, нет бы рискнуть забрать с собой в подземный мир новых угнетателей.
Аж противно.
Он сложил руки на груди, наблюдая. Хмыкнул только когда Сакса начала повышать голос. Терпения у них в крови отродясь не было, быстрее прикончат, не рассчитав силы удара, чем вызнают что-то полезное.
На звук рыданий Агрон обернулся. Не только у них, видимо заканчивалось терпение. В окне одного из домов промелькнуло чье-то лицо. Могло бы и показаться, да только не в совокупности с лишь сильней задрожавшим римлянином.
— Ха, да они тут свили целое тараканье гнездышко, - бросил он уже переступая порог.
Действительно в доме обнаружилась целая компания. Взгляд первым делом зацепился за лежавшего в самом углу мужчину. Лоб покрывала испарина, рука прижата к животу. Болен или ранен, вот они и не двигаются с места, рискуя попасться захватчикам.
Помимо него в помещении обнаружилась женщина, со слезами на глазах, прижимающая к себе ребенка лет шести. И рядом с ними паренек в одной сублигарии, со сдавливающим шею ошейником.
— Доминус! - вскинулся парнишка, когда в помещение втолкнули того, первого римлянина.
Такого Агрон ожидал меньше всего. Он наблюдал уже преданность по отношению к поработителям, вспомнить хотя бы тот день, когда он впервые увидел Назира, но на самом деле не думал, что со своими хозяевами кто-то останется, когда город пал.
— Мой брат и так умирает, - сказал тот первый римлянин, зажимая ладонью рану. — Пощадите хотя бы ребенка.
Плечи его уже опустились, защищать больше некого, раз укрытие обнаружено.
— Боги, теперь они будут давить на жалость, - закатил глаза Агрон.
И не успел он добавить еще что-то, как в руке мальчишки раба блеснула сталь кинжала и тот бросился на германца с решимостью, явно недоступной римским собакам.

Агрон перехватил руку снова замахнувшегося на него мальчишки, выкрутил запястье, заставляя разжать пальцы и выпустить кинжал. Затем второй рукой хватанул его за волосы и с силой приложил о ближайшую стену головой. И еще раз, для верности.
Женщина закричала от страха. Поздно, женщина, уже поздно.
Агрон мягкостью Спартака не отличался. Если на него нападали, он, не задумываясь, убивал, а не давал шанс "исправиться". Инстинкт в первую очередь, сторонние мысли совсем на потом.
Тело мальчишки обмякло, кровь из расколотого черепа разукрасила и эту стену. Пусть он был самоотвержен, но на момент оказался врагом.
— Кто-то хочет повторить подвиг? - спросил он, окидывая тяжелым взглядом римлян. — Я так и думал.
Один, способный по-настоящему рваться в бой, и тот с ошейником на шее. Каким только образом такой народ смог захватить столько земель? Точно не грубой силой. Количеством или этой их хваленой хитростью. Но с ними сейчас Спартак, а у него в голове дерзких планов всяко не меньше, чем у римских полководцев. В этом Агрон убеждался снова и снова, в это он успел поверить.
На тело мальчишки с разбитой головой он взглянул уже с сожалением. Таких им сейчас и не хватает. С блеском в глазах и дикой отвагой. О том, что на его месте когда-то вполне мог оказаться Назир, Агрон старался не думать. Только совестью мучаться, переступая порог комнаты, в которой им еще только предстояло обживаться.
Он наклонился к телу и сорвал с шеи ошейник, отбросил его в сторону.
— Первый, кто дернется в сторону, догонит мальчишку, - предупредил он, кивком головы указывая на выход. — Вам, гребаным крысам, положено подыхать, нажравшись собственного дерьма.
На умирающего в углу римлянина он больше внимания не обращал.